Notcoin — будущий дроп от TON/Telegram

Памяти Екатерины Олевской

Олег Ясинский
29 Мая 2009г.
Екатерина Олевская
Несколько дней назад в Чили пришла печальная новость. На 92 году жизни в Израиле умерла бывшая ведущая Международной службы Московского радио Екатерина Олевская.

В течение 15 лет военной диктатуры, с 1973 по 1988 гг. из Москвы каждый день выходила в эфир созданная и работавшая под руководством чилийских политэмигрантов программа «Слушай, Чили». И Катя Олевская была ее голосом и душой. Голос Кати стал для многих чилийцев неким символом солидарности и надежды, он ежедневно преодолевал 15 тысяч километров, чтобы рассказать чилийцам о том, что происходило в их стране. Коллектив «Слушай, Чили» по крупицам собирал и возвращал своему народу правду о происходившей в Чили трагедии. Программы «Слушай, Чили» являлись не столько официальной советской пропагандой, сколько ежедневной возможностью говорить со своей залитой кровью родиной и единственным спасением от отчаяния для группы друзей и единомышленников. Программы «Слушай, Чили» готовили и вели замечательные журналисты и писатели: Володя Тейтельбойм, Хосе Мигель Варас, Эдуардо Лабарка, Леонардо Касерес, Гильермо Равест и Лихейя Бальядарес и другие. Эти программы являлись не только политическим, но и богатейшим культурным и духовным пространством, глотком свежего воздуха для миллионов чилийцев.

Вот позывные «Слушай, Чили»:
http://www.youtube.com/watch?v=l0RUhBmOUM4&feature=related

Влюбленные в голос Кати Олевской и стоявшую за ним надежду, чилийцы называли ее «невестой Чили». И в нынешней любви многих чилийцев к советским и российским людям есть большая личная заслуга Екатерины Олевской.

Сегодняшних российские СМИ не удостоили ее смерть ни словом внимания. Вот основные страницы ее биографии:

Екатерина Олевская родилась на Украине; будучи ребенком, прожила несколько лет с родителями в Мексике, где испанский язык стал для нее родным. В 30-е годы прошлого века она вернулась в СССР и начала работать гидом в киевском Интуристе. Во время одной из поездок в Москву Екатерина познакомилась с первым ведущим испаноязычных программ Московского радио Луисом Чеккини, который пригласил ее в студию. С тех пор работа на радио стала делом ее жизни. Голос Кати рассказал испаноговорящему миру о Сталинградской битве и взятии Берлина, о запуске первого спутника и полете Юрия Гагарина, о Карибском кризисе и научных достижениях нашей страны.

Однако самым любимым ее проектом стала созданная вместе с чилийскими друзьями программа «Слушай, Чили». Как и многие из нас в те годы, Катя переживала чилийскую трагедию как свою личную.

После перестройки немолодая ведущая оказалась невостребованной и была вынуждена покинуть страну. Местом ее эмиграции стал Израиль, где она и прожила последние годы жизни.


Ниже – несколько отрывков из откликов на смерть Кати Олевской.

...Голос Кати Олевской - голос светского ангела - доносил до нас по волнам «Радио Москвы» в самые темные и суровые годы истории Чили частицу надежды...

...Катя ушла от нас, вдалеке от своей уже не существующей советской родины, в изгнании, равносильном поражению, как и все изгнания; под другим небом, таким далеким от облачных подмосковных вечеров, в которые звук ее голоса нарастал постепенно и расцветал тем приветствием, столь любимым всеми нами, кто ждал, кто так нуждался в том тепле, которое она дарила, произнося «Слушай, Чили»...

...Когда рухнул Советский Союз, а прочие страны так называемого «реального социализма» отдали себя на растерзание капиталистической мафии в ее наихудшем проявлении и вступили в стадию первичного накопления, все, что олицетворяла собой Катя, окрестили безнравственным, сомнительным и отжившим, и она стала свидетельницей того, как все символы человечности и достоинства канули в пропасть духовной нищеты...

Луис Сепульведа



Мне выпала печальная честь встретиться с ней посреди пустыни, в крошечной квартирке в еврейском поселении, окруженным шоссе и палестинцами, ненавидящими это шоссе и это поселение, далеко от города и бесконечно далеко от ее мира.

Мы пили чай. Она не понимала, что за загадочные религиозные традиции не позволяли мужчинам здороваться с ней, глядя ей в глаза, в определенные числа календаря. Что за нормы нарушала она, если не пила чай с опущенной головой во время Шаббата? Почему палестинцы не могли быть ее друзьями, а евреи, которые могли, были не теми воспитанными и приятными людьми, с которыми она привыкла общаться? Я не знаю, как она умерла, но не перестаю думать о том, что смерть на чужбине – не самая лучшая смерть.

Поэтому я стараюсь сосредоточиться на блеске ее прекрасных глаз, на вкусе черного чая, на мягкости ее рук и тепле от ее присутствия, насмотря на минус двадцать на московских улицах...

Пабло Касерес Меса



Она ушла в 92 года, на страницах ее жизни – Мексика, а затем работа испаноязычным диктором на Радио Москвы, когда фашистские орды были на подступах к столице, когда Красная Армия водрузила флаг на Рейхстаге, когда Гагарин открыл эпоху покорения космоса. Все мы, кто знал ее, кто делил с ней белой московской зимой или разноцветной осенью студии и коридоры «Радио Москвы», которое сейчас называется «Голос России», кто знал уют ее гостеприимного дома и вкус приготовленной ею еды, кто слышал от нее слова поддержки, все мы скорбим.

Чили, несомненно, в большом долгу перед Катей Олевской.
Наверное, Коллегия журналистов, Правительство президента Мишель Бачелет, правящая коалиция и все чилийские левые должны были бы почтить ее память минутой молчания. Это никогда не поздно сделать.

Марсель Гарсес



Умерла Катя, чей голос был с нами холодными ночами на острове Досон, в песках Ритоке, в каждой тюрьме, где было возможно собрать радиоприемник, и в тех далеких краях, куда нас вытолкнула диктатура.

Я никогда не смогу забыть это четкий ясный голос, говоривший нам «Слушай, Чили», открывая каждый раз программу, которая помогла нам сохранить веру в те черные дни ужаса и репрессий.

Мигель Лоунер



...«Компаньера, в те страшные годы диктатуры я родила дочь и назвала ее Катей, в честь Вас». Как же тронули Катю эти слова!...

Ирис Ларго Фариас



… - Катя, - сказал ей шахтер, - около восемнадцати месяцев назад я отправил Вам из Чили открытку. Я был в заключении. И в тюрьме мы слушали Вас каждый вечер, а когда одного друга выпустили на свободу, я послал Вам с ним открытку. Там фотография шахты и поселка, в котором мы живем. Вы ее получили?
- Конечно. Металлические конструкции, голые холмы, крутые склоны, свет в окнах домов.
И шахтер и все мы были удивлены. Потом я спросил Катю наедине:
- Неужели Вы правда помните эту открытку? Наверняка же Вы просто симпровизировали и описали всем известную панораму шахты Эль-Теньенте?
Она взглянула на меня и слегка откинула голову.
- Нет. А я Вам покажу эту открытку. Она у меня дома.
Как-то вечером, во время чаепития у нее в квартире, она мне и правда ее показала. Действительно. Эль-Теньенте. У нее было много открыток Чили. На стенах и на полках – увеличенные фотографии Виктора Хары, Альенде, Неруды, Корвалана, вымпелы «Коло-Коло», глиняные фигурки из Помайре, корзиночки из конского волоса из Линареса, книги издательства «Киманту». Как в доме любого чилийского эмигранта...

Роландо Карраско



... смесь грусти, радости, ярости и любви вслед той бессмертной женщине из Киева и Мексики, срывавшей засовы с тюрем и врывавшейся в концлагеря, неся нам солидарность советского народа, облегчая страдания чилийских узников фашизма...

...затем ее приезд и отказ во въезде в Чили, и я спрашивал министра внутренних дел, почему ее не впустили, и тот прикинулся, что не знал, что не имел понятия, и не смог ответить ничего вразумительного (обычный фашизм, маскирующийся под демократию), и не сознался в том, что Пиночет не позволил приехать в Сантьяго диктору «Слушай, Чили» с «Радио Москвы»...

...в конце концов, демократы тоже не сделали ничего, чтобы привезти ее в Чили, а сделали это семья Варас и их друзья, которые собрались и пригласили ее, чтобы все мы смогли увидеть ее, и обнять, и сделать все, чтобы она почувствовала себя еще одной нашей соотечественницей, которая всегда была для нас Почетной гражданкой Чили, так защищавшей права человека. Таково было решение чилийского народа и она заслужила это право...

...чилийские власти, подчеркивавшие значение ее работы на радио, когда они были в Москве, отплатили ей забвением и безразличием...

Лаутаро Агирре



Кому выразить соболезнования? Куда отправить письмо? В Москву, в Чили, в Израиль? Может быть, нам самим. Помолчать, вспомнить, словно эхо, ее пылкий и сдержанный голос, и сказать самим себе, что мы скорбим. Скорбим мы, ее коллеги; скорбят те, кто в надежде слушал ее голос в эфире; скорбит радиостанция, на которой она работала с юности («Радио Москва», «Голос России»).

Мы приносим соболезнования самим себе, пытаясь подбодрить себя мыслями о том, что Катя выполнила свой долг перед эпохой, перед своей страной, или странами, среди которых была и Чили.

Эдуардо Лабарка



Здравствуйте, Катя.

Извините меня за столь фамильярное обращение, я никогда не слышал Вашего отчества, а начинать это письмо со слов «Уважаемая госпожа Олевская!» было бы неуместным, Катя. «Фамильярный» происходит от слова «фамилия» - «семья», и в эти дни, когда ваша большая чилийская семья оплакивает ваш уход, позвольте называть Вас так, как все уже больше трех десятилетий это привыкли делать здесь – Катя.

Катя, я пишу Вам, потому что давно хотел познакомиться с Вами лично, и теперь уже не получится. Как и Вы, я родился и вырос в Киеве, а потом заболел Латинской Америкой, но не ее танцами и пляжами, а Латинской Америкой Неруды, Альенде и Радио «Слушай, Чили». И эта болезнь, или мечта, или безумие, или, может быть, судьба, привела меня в эту Чили, которая Ваша и Ваших друзей, и в которой я живу и однажды умру, если смерть, Катя, действительно существует. И у меня есть родственники в Израиле, которые уехали из своей страны по тем же причинам, что и Вы. И я вижу, что чем меньше становится наша планета, тем больше увеличиваются некоторые расстояния. И, как Вы хорошо знаете, в обществах, отравленных страхом, в человеке развивается худшее из того, что в нем есть. Но я хотел говорить с Вами о другом.

Не знаю почему, но мне кажется, что Вам не могут не понравиться работы Виолеты Пары, и мне хотелось бы показать Вам этот недавно изданный альбом с фотографиями ковров, вышитых ее рукой. И если есть что-то, объединяющее жизнь со смертью, для меня это как раз вот эти толстые шерстяные нитки Виолеты, и поселившееся в них время в обоих направлениях уходит в бесконечность…

Но до этого мне необходимо сказать Вам, Катя, что на Вашей родине и на Вашем первом родном языке в эти дни не было сказано ни слова о Вашей смерти и жизни. Тем временем, пока значительная (и, по моему мнению, лучшая) часть Чили с такой любовью и грустью вспоминает Вас, я пишу в Интернете Ваше имя по-русски, и в ответ виртуальный мусоросборник мировой информации пытается убедить меня в том, что Вас нет и никогда не было. Потому что если бы те, кто сегодня у власти, признали факт Вашего существования, им пришлось бы говорить и о Вашей мечте, и о целях Вашей борьбы, и о величайшей махинации века, именуемой перестройкой, и об истории собственных предательств, последствием чего стало Ваше изгнание из страны, которую они у нас украли, и отправка Вас в качестве пушечного мяса в израильское гетто для иммигрантов на землях, отобранных у палестинцев. В то время как чилийцы, прилетающие в качестве туристов в «освобожденную от коммунизма» демократическую Россию, в аэропорту Москвы – Вашей Москвы – слышат на паспортном контроле от нового поколения пограничников: "Вива Пиночет!" И я думаю, Катя, именно поэтому столь необходимо и столь срочно рассказать всем историю нашего поражения. Потому что только такие люди, как Вы, могут показать другим эту историю по-настоящему, без утаек и без прикрас. Потому что, положа руку на сердце, Вам нечего скрывать и нечего стыдиться. Потому что эта война продолжается, и те, кто нам ее навязал и лишил Вас когда-то Вашей страны, сегодня продолжают врать нашим детям и внукам. А столько врать заставляет их собственный страх. Страх перед человеком.

Согласно правилам хорошего тона, мне следовало бы сказать «мир Вашему праху» или что-нибудь в этом роде. Но учитывая всю критичность ситуации, я хотел бы попросить Вас о другом, Катя. Я мало понимаю в теме смерти. Может быть, она есть, а может – не совсем. Может быть, мы могли бы подумать с двух наших разных берегов, как нам восстановить этот мост, именуемый исторической памятью… единственный мост, который может объединить нас, чтобы преодолеть эту бездну. Или чтобы в письмах, снах, или не знаю, как еще, договориться о встрече ровно на середине этого моста, чтобы немного побеседовать. О чем? Например, о том, как сохранить нам в себе эти мечты, которые, может быть, являются частью чего-то гораздо большего. И, возможно, не столь важно жив ли еще тот, кто мечтает или уже нет…

Олег Ясинский
Поделиться
Ссылка скопирована!