Прощание с Че Геварой

(отрывок из романа Нила Никандрова "Смерть на острове Робинзона")

Шестьсот километров от Ла-Паса до Вальегранде "тойота" прошла, как на одном дыхании. Первым сел за руль Баженов, сменил его Гончаев, а на последнем отрезке пути машиной управлял Зыкин.

Много говорили о Че Геваре и его судьбе и неожиданно друг для друга выяснили, что в студенческие годы все они прошли через увлечение Героическим партизаном.

Баженов учился в Калининграде-Кенигсберге и ходил на курсы испанского языка, которые вел студент-кубинец. Для занятий по чтению и переводу он использовал "Боливийские дневники" Че Гевары, и содержание их настолько прочно отпечаталось в памяти Баженова, что ему не стоило никаких усилий рассказать в мельчайших деталях о последней боевой эпопее компаньеро Че. Да, собственно, и в Боливии Баженов оказался из-за Героического партизана. После возвращения из Колумбии и прозябания в латиноамериканской редакции АПН незаметно подошло время новой командировки. Ему дали на выбор Эквадор или Боливию. Благодаря дневникам Че, Баженов знал о Боливии больше, потому и предпочел эту страну.

Для Гончаева знакомство с Че Геварой началось в военном училище, где он увлекался теорией партизанской и контр-партизанской войны и даже написал на эту тему дипломную работу. В итоге, его послали в Афганистан в качестве советника по этой опасной материи. В афганских горах Влад смог проверить на своей шкуре и теорию и практику. Значок с бородатым Че он считал своим талисманом, и, видимо, был прав. Через день после его пропажи (то ли по пьянке потерял, то ли украли), Гончаев попал в страшенную переделку на одном из перевалов, был тяжело ранен и вывезен на вертолете, сумевшем преодолеть заградительный огонь душманов.

Зыкин признался, что увлекся личностью Че Гевары из-за бунтарских настроений. Делами в Советском Союзе заправляли геронтократы, которые душили все молодое и талантливое, а былую революционность своей партии свели к догматическому словоблудию. Однажды Ким увидел в теленовостях, как выжившие из ума перестарки из Политбюро вручали одряхлевшему Генсеку фантастической красоты меч, усыпанный рубинами, бриллиантами и сапфирами. В тот день Зыкин понял, что режим окончательно загнил, утратив чувство стыда и самосохранения. Поэтому, когда подуло очищающими ветрами демократических перемен, Ким с жаром ринулся в перестроечные баталии.

Но однажды энтузиазм иссяк, и Зыкин понял, что его обманули, что он живет в не знакомой ему стране, где социальная справедливость и гуманистические идеалы выброшены на помойку. Для него наступили трудные годы. Он бросил работу на опостылевшей кафедре романо-германских языков и уехал в Сибирь бродяжничать, промышлять пушнину (пригодилось прежнее увлечение стрелковым спортом) и обдумывать жизнь свою. Из этих странствий Зыкин вернулся другим человеком, "неонигилистом", по его собственному выражению. По мнению Зыкина, все нынешние политиканы - сволота, на которой клейма ставить негде. Из современников только одного человека можно назвать революционером - Че Гевару. Он отстаивал свою веру с оружием в руках и отдал за нее жизнь.

- Че - это Христос с винтовкой, - сказал Зыкин и отхлебнул из баночки с пивом. - Не удивлюсь, если народная молва превратит его в святого, защитника бедноты.

- Уже есть молельни, посвященные Че Геваре, - подтвердил Баженов. - Как раз в той зоне, где действовал его отряд.

- Культ Героического партизана, - усмехнулся Зыкин. - Многообещающий феномен для эпохи массового потребления!

Гончаев, который сидел за рулем "тойоты", вмешался в разговор:

- С культом Че Гевары, боюсь, ничего не выйдет!

- Почему это? - возмутился Зыкин.

- А разве не видно? Имя его в товарную марку превратили. Портреты шлепают на рубашках, значках, афишах. Туристические маршруты предлагают: "По следам Героического партизана". Даже пиво выпустили: "Че Бархатистое"! Звучит? Опошляют символ. Превращают в китч. Игрушку для люмпена. Меня коробит от этой вакханалии. Партизану Че готовят вторую смерть, попомните мои слова! На аляповатых рубашках и в дискотеках он олигархам не страшен.

- Я об этом не думал, - признался Зыкин. - Значит, превращают Че в поп-рок-партизана?

- И деньги на этом делают, паскуды! Вычитал я в местной газетенке, что власти Вальегранде не хотят возвращать прах Че на Кубу. Дескать, это экономически нерасчетливо: туристический бум пойдет на убыль, и городок снова погрузится в нищету и забвение.

- Обычное неолиберальное мышление: деньги не пахнут, - резюмировал Зыкин. - Но Че Гевару торгашам не свалить. Кишка тонка. Разве на континенте нет партизан? Я думаю, что душа Че живет в каждом геррильеро каждой партизанской колонны! Признаюсь, волнует это меня. Иногда говорю себе: птица я вольная, оплакивать меня некому, а не махнуть ли и мне в какую-нибудь Колумбию помочь геварам нашего времени.

- "Чтоб землю крестьянам в Гренаде отдать?" - вставил Гончаев.

- И для этого тоже, - мечтательно согласился Зыкин.

"Сумасшедший, - подумал Баженов. - Кажется, он, действительно, собирается в Колумбию, а сейчас с моей помощью совершает что-то вроде паломничества к праху Героического партизана".

- И не думайте, что я чокнулся, - предупредил Зыкин. - В России сейчас опаснее, чем в Колумбии.

Эта фраза понравилась Гончаеву, и он рассмеялся:

- Пронзительный ты человек, Ким Исаевич. Почему же опаснее?

- Из-за дураков. Россия сейчас самая дуракоопасная страна. Требуются подробные разъяснения?

Разъяснений не потребовалось.


В небольшом поселке Ла Игера они постояли у школы, где плененный Че Гевара был предательски убит автоматной очередью. Потом поехали в Вальегранде. Там тридцать лет назад тайком захоронили под суглинком полевого аэродрома семерых партизан. После долгих и, казалось бы, безнадежных поисков чудо все-таки свершилось: секретное кладбище было обнаружено. Работа на нем шла двадцать четыре часа в сутки, ночью - при свете мощных прожекторов. Рабочие в синих джинсах и потных рубашках под присмотром археологов осторожно снимали лопатами землю, возвращая партизан из последнего похода.

Баженов покрутился в толпе, обступившей глубокий котлован, и выяснил у знакомого журналиста, что прах Че Гевары был извлечен день назад и перенесен в павильон-времянку по соседству с раскопом. Сомнений в том, что это Че, не было: у найденного скелета отсутствовали кисти рук. По свидетельствам очевидцев, ампутацию произвели только ему, хотели наверняка удостовериться по отпечаткам пальцев, что расстрелянный партизан - тот самый легендарный Че Гевара, за которым охотились боливийские коммандос и агенты ЦРУ.

У павильона их остановил полицейский:

- Здесь зона ограниченного доступа. Прохода нет.

- Позовите кого-нибудь из кубинцев, - обратился к нему Баженов. - Лучше из начальства.

- Кто вы такие? Что сказать о вас?

Баженов подумал:

- Скажите, что трое "совьетикос" хотели бы поклониться праху Че Гевары.

Через несколько минут из павильона вышел хмурый кубинец в белой гуайабере:

- Это вы "совьетикос"? А я думал, что Советский Союз рухнул и все "совьетикос" остались под обломками.

Баженову стало понятно, что кубинец издевается над ними, но решил гнуть свою линию до конца:

- Вам передали нашу просьбу? Мы хотели бы поклониться праху Героического ....

Кубинец прервал его властным движением руки:

- Вы можете называть себя "совьетикос", хотя для меня вы всего лишь бывшие граждане некогда великой державы. Вас уже нет, вы не существуете. А наш Че живой и визитов из потустороннего мира не принимает.

Кубинец бросил на них презрительный взгляд, сплюнул себе под ноги и направился в павильон. Баженову послышалось, что кубинец пробормотал сквозь зубы: "Traidores".

Чтобы увериться в этом, он спросил у Зыкина:

- Что он сказал на прощание?

- То, что заслужили: "предатели"!

На обратном пути они почти не говорили, и Баженов ставил одну за другой кассеты с Козиным, Сокольским и Строком. И добился своего, неприятный эпизод с идеологически злопамятным кубинцем вроде бы забылся, и вскоре экипаж "тойоты" дружно подпевал полузабытым сладкоголосым соловьям 30-40 годов.