Заключение

Столкнувшись с незнакомой культурой, европейцы воспринимали Новый свет через призму мифологизма свойственного человеку того времени. Впоследствии, когда ореол мистицизма спал, они оценили выгоды, которые им могли принести новые земли. Но даже на этих этапах, зачастую, они не могли дать адекватную оценку различным аспектам индейского общества, поскольку некоторые из них не укладывались в рамки их восприятия. В таких случаях происходила неадекватная трактовка представших перед ними фактов. Таким примером являются описания европейцами религии коренного населения больших Антильских островов, которую европейцы сначала отрицали. Впоследствии, когда они поняли свою ошибку, то попытались собрать сведения об этих верованиях (Рамон Пане). Но даже в этом случае они заблуждались, утверждая о присутствие монотеизма в религии индейцев. Данные примеры обусловливаются особенностью восприятия средневековым европейцем, воспитанным на католических догматах: он либо полностью отрицает и не приемлет открывшуюся перед ним незнакомую действительность, либо пытается отождествить увиденное с привычными ему категориями. Здесь показательны описания Пане и Лас Касаса, приведенные выше, они независимо друг от друга (один на Эспаньоле, другой на Кубе), пришли к похожим соображениям, которые подразумевают под собой не наличие у индейцев своих собственных религиозных представлений, а присутствие искаженного представления о христианстве.

Помимо этого, говоря о неправильном восприятии, уместно еще раз вспомнить историю с этнонимом "каннибал", когда благодаря субъективно воспринятой европейцами информации о племенах, населявших Малые Антильские острова, данный термин стал синонимом слова "людоед". Наличие этого и других экзоэтнонимов и эндоэтнонимов может свидетельствовать о присутствии у коренного населения Антильских островов зачатков этнического самосознания, которое европейцы оставили без внимания, а лишь обозначили его присутствие, упоминая некоторые самоназвания индейцев.

Вместе с тем, испанцы с неприятием относились к некоторым обрядам индейцев (каннибализм, захоронение в домах, и.т.д.), но не стоит отрицать, что здесь наличествует определенная архитипическая общность с некоторыми обрядами в христианстве, где они имеют более абстрактный вид.

Кроме того, уместно вспомнить о всемирном распространении различных элементов сельскохозяйственных культур коренного населения Нового света, обусловливаемое тем, что испанцы оценили их качество по достоинству и способствовали распространению за пределами Индий. Также, говоря о всемирном распространении элементов индейской культуры, следует вспомнить о множестве индейских слов получивших распространение не только в Латинской Америки, но и во всем мире.

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что, столкнувшись с коренным населением Нового света, европейцы воспринимали различные аспекты индейского общества по-разному. Они адекватно не воспринимали ни религиозные представления, ни общественную организацию, но зато достаточно легко переняли различные сельскохозяйственные аспекты, а также различные термины из языка коренного населения. Это объясняется тем, что заимствование элементов культур обусловливается потребностью. Испанцам не требовалось дополнительных религиозных знаний или же дополнительной информации об общественном устройстве, зато, находясь в Новом свете, им необходимы были дополнительные знания о сельском хозяйстве этого района, поскольку завозимого из метрополии продовольствия им не хватало и они были вынуждены пользоваться местными культурами. Что касается индейских терминов, то по началу испанцы пытались все неизвестные вещи отождествить с европейскими аналогиями, но по прошествию времени, они поняли, что для избежания путаницы удобней обозначать экзотические элементы флоры и фауны, предметы быта, теми названиями, которые они имели изначально.