Иван Солоневич возвращается с чужбины...
Страница 4 из 6

Нил Никандров
Февраль 1997
Солоневичи прибыли в Софию в начале мая 1936 г. На вокзале их встретил Николай Абрамов - сын руководителя РОВС в стране. 9 мая братьев принял сам генерал Ф.Ф.Абрамов. Он посоветовал им устраиваться в стране надолго, завоевать доверие болгарского руководства, для чего, например, прочитать для военного министерства доклады о состоянии и боеспособности Красной Армии, в полиции выступить с сообщением разоблачительного характера о жизни в Советском Союзе и так далее в таком же роде. Проводить публичные выступления генерал не советовал: непременно последуют протесты и прочие пакости со стороны советского полпреда Ф.Ф.Раскольникова, начнутся разбирательства, вмешательство болгар в дела РОВС. Этого надо всемерно избегать.

Солоневичи познакомились и в первое время тесно общались с будущим закулисным организатором "охоты" на них - бывшим белым офицером, а ныне заместителем начальника столичной полиции А.А. Браунером.

И. Солоневич в годы работы над своим центральным произведением "Народная Монархия"
В 1936 г. сбылась заветная мечта Ивана Солоневича: он стал издавать свою газету. В этом ему помог старый товарищ по учебе на юридическом факультете Петербургского университета Борис Калинников. "По приезде в Софию, - вспоминал Калинников, - Иван сразу же пришел ко мне и попросил порекомендовать ему типографию, в которой он мог бы печатать газету. Я познакомил его с В. Левашовым, который в то время был метранпажем в болгарской типографии "Рахвира". Они в 10 минут договорились о технической постановке дела. В то время было невозможно получить разрешение на издание новой русской газеты, но выход был найден: уже существовавшее русское издание "Голос труда" - орган Трудового союза - передало свои права Солоневичу. Он дал газете другое название - "Голос России" и с жаром взялся за дело. Газета начала выходить тиражом в 2000 экземпляров, но через 3-4 месяца тираж стал достигать 10-12 тысяч".

Успех "Голоса России" превзошел все ожидания. Газета обращалась к эмигрантам, говорила на понятном языке, не скрывала правды, какой бы горькой она ни была, не гнула шею перед признанными вождями эмиграции. "Послание" газеты к читателям, к служилой прослойке (штабс-капитанам, по терминологии Солоневича) было оптимистичным: "надо идейно и профессионально готовиться к возвращению в Россию, наши головы и руки нужны ей, мы не останемся не у дел". Но газета предупреждала: прежние господа-хозяева страны не должны рассчитывать на реванш, на возвращение земель, имений и банков, восстановление социального неравенства. Только заправилы большевистского режима будут наказаны, а все остальные - наш народ, такие же люди" как и мы сами...

Примирительная проповедь Солоневича не всем была по нраву. Хотелось реванша. Но он до последних дней своей жизни доказывал неприемлемость этого:

"Новое поколение России - закаленное, упорное, жизнеспособное, молодое, ни при каких обстоятельствах не позволит "пузырям потонувшего мира" командовать собою...

С этим поколением эмиграция обязана считаться как с решающим фактором в жизни России.

Новая Россия будет новой Россией с новой промышленностью, новым крестьянством, новым пролетариатом, новым правящим слоем и с новыми методами управления.

Россия будет страной чудовищной силы и великой, еще невиданной в истории мира, человечности".


Наверное, для Солоневичей это было счастливое время. Дела ладились, в том числе и материальные, о них говорили по всему русскому зарубежью, в их слова вчитывались внимательно и эмиграция, и "ответработники" в московских кабинетах. Иван Солоневич после пятилетней разлуки встретился наконец со своей женой Тамарой, которая выехала из России легально, заключив фиктивный брак с немцем - профсоюзным работником, Побега через границу она бы не выдержала физически.

Солоневичи на гребне литературно-издателського успеха в 1936 - 1937 гг. Однако новые испытания не за горами. Снимок из "Нашей страны" от 18 января 1992 г.

В этом гармоничном союзе труда, успеха, любви Солоневичи даже предположить не могли, что с первого дня пребывания в Болгарии они находились под плотным надзором не только РОВС, но и Лубянки. Братьев неназойливо "опекал" Н. Абрамов. И он же конспиративно встречался с В.Т. Яковлевым - работником советского консульства. Сведения в НКВД поступали в изобилии: корреспонденцию Солоневичей перлюстрировали и в "черном кабинете" на центральной почте (по заказу Браунера), и в секретариате РОВС, который братья тоже использовали для получения писем. Так что интересы РОВС и НКВД тесно переплелись.

Не утихали и "гельсингфорсские слухи". Генерал С. Добровольский, начальник РОВС в Финляндии, настойчиво напоминал своим корреспондентам и в Париже, и в Софии, что Солоневичам доверять не следует, что они могут быть "новыми Оперпутами" из "нового "Треста" - это очевидно уже по тому, "как ловко они стравливают одну часть белой эмиграции с другой". Еще более весомым аргументом в пользу такой точки зрения стали "обнаруженные" Н.Абрамовым (!) "наколки" в советских журналах, пересылавшихся Ивану Солоневичу из Гельсингфорса. Расшифровать их труда не представляло. Все сходится - братья работают на НКВД! А если и этого мало, то разве Борис Солоневич не встречался со "связником" чекистов? Эта встреча была зафиксирована офицерами, которые по заданию РОВС вели наблюдение за ним. Вот фотографии! И вроде бы Борис что-то передает "связнику", который потом спокойно вернулся в советское полпредство.

Подстроенные Лубянкой "неопровержимые доказательства" произвели нужное впечатление и на генерала Абрамова, и на капитана Фосса, для которого задача устранения Солоневичей стала вопросом чести - ведь это он способствовал их приезду в Болгарию.

В начале октября 1936 г. двое боевиков РОВС отправились к вилле "Спокойствие", расположенной в дачной местности Овча Купель, в пяти километрах от Софии. Там жили Солоневичи, снимая второй этаж дома. Боевики не знали, что накануне в этом пригороде случился вооруженный грабеж, в результате чего погиб случайный прохожий и был ранен полицейский. Поэтому патрульные из уголовной полиции были особенно внимательны и задержали боевиков. При обыске обнаружили револьверы и удостоверения, подписанные Браунером, в которых подтверждалось, что задержанные лица - негласные сотрудники полиции.

Генерал Абрамов был в ярости, когда узнал о провале: "Если не можете организовать дело как следует, то сидите тихо, как зайцы, иначе работа РОВСа в Болгарии полетит ко всем чертям!.."

Но у Браунера и Фосса планы мести в отношении Солоневичей возникали постоянно, один чудовищнее другого. Так, они разрабатывали план похищения и сожжения братьев в топке подвала Управления полиции.

Но приказ есть приказ, и "внутренняя линия" РОВС ограничилась пассивным наблюдением за Борисом Солоневичем, которого считала своего рода "комиссаром" шпионского гнезда. А вот НКВД, судя по рассказам Маркова, к началу 1937г. все свое внимание сосредоточил на Иване, антибольшевистская и антисталинская деятельность которого достигла апогея. Книга "Россия в концлагере" была переведена на 17 языков, готовились японское и китайское издания! "Голос России", не отказываясь от полемики с "пузырями утонувшего мира" и "просоветской частью" эмиграции, призывал к консолидации здоровых сил, поиску объединяющей всех идеи. Сводки о Солоневиче все чаще попадали на стол начальника ИНО НКВД комиссара госбезопасности 2-го ранга Абрама Слуцкого и его заместителя Михаила Шпигельглаза. На одной из таких сводок в январе 1937 г. Шпигельглаз и наложил резолюцию: "Не пора ли обезвредить?"

Как считает Марков, именно с этого полувопроса-полуприказа и началась проработка покушения на Солоневича. Изготовление адской машины было поручено украинским специалистам, поскольку в Киеве находилась лаборатория НКВД, занимавшаяся экспериментами с взрывчатыми веществами. Вся процедура подготовки бомбы, переправки ее в Софию и поиска "исполнителя" заняла почти год.

Взрыв в редакции "Голоса России", которая к этому трагическому моменту находилась по адресу улица Иван Асен II, дом 38, прозвучал 2 февраля 1938 г. в 10 часов утра. Открывавший "пакет с книгами" секретарь Солоневича студент Н. Михайлов погиб мгновенно, буквально разорванный на куски. Тамара Солоневич, находившаяся рядом, была смертельно ранена и скончалась по дороге в больницу. Иван и Юрий Солоневичи во время взрыва были в соседней комнате и не пострадали. Как писала болгарская газета "Утро", "судьба захотела спасти жизнь Ивана Солоневича". В этой же газете появилось сообщение о том, что для определения вида взрывчатого вещества была создана специальная комиссия, которой передали куски бумаги, картона и целлулоида, найденные в телах погибших. На обрывках оберточной бумаги обнаружили несколько болгарских слов, из чего можно сделать заключение, что упаковка адской машины производилась в Софии.

Молодого человека в коричневом пальто и мягкой шляпе, говорившего по-болгарски с еле заметным русским акцентом, того, что принес бомбу и вручил ее прислуге Солоневичей, так и не нашли. "Приватно" болгарская полиция утверждала, что взрывное устройство послали из советского полпредства, но доказательств предоставить не смогла.

После покушения Иван Лукьянович оказался словно в вакууме. Ему и сыну (Борис к тому времени перебрался в Бельгию) выражали соболезнования, с жаром высказывали сочувственные слова, но соблюдали дистанцию, как будто общение с ними грозило новыми взрывами, кровью и увечьями. Вновь помог Калинников, увидевший, что после "атентаты" Солоневичи остались буквально под открытым небом: квартира их была полностью разрушена, и никто не осмеливался дать им приют, опасаясь нового покушения. Калинников пригласил их к себе, и вплоть до отъезда в Германию они жили у него. Покидая Софию, Иван Солоневич оставил газету на надежного и преданного Левашова.

...Недругами Ивана Солоневича упорно распускались слухи о его коллаборационизме, о тайных и явных связях с заправилами "третьего рейха". Ныне можно с уверенностью сказать, что он никогда не изменял России и в силу своих возможностей пытался воздействовать на "германцев", утверждая, что их агрессивные планы в отношении СССР потерпят крах. Вот как вспоминает об этом Юрий Солоневич:

"В 38-м году, когда мы туда (в Германию. - Н.Н.) попали, батька написал меморандум Гитлеру - 36 страниц, в котором он предсказал будущее до такой степени точно, что жутко становится. В нем он сказал: много было таких, которые пытались Россию завоевать, - ничего у них не вышло. И не вышло потому, что они совершали всегда одну и ту же ошибку: они были против русского народа. Если бы они поставили себя на сторону русского народа, то и тогда было бы трудно, но хоть бы был шанс. А воевать против русского народа это значит, что вы будете идти до Владивостока, и на пути каждый куст будет стрелять. И на каждом мосту придется оставлять часовых. А конец будет - наполеоновский.

Мы даже не знаем толком, читал ли его (меморандум. - Н.Н.) Гитлер или нет. Однако Гиммлер, например, понимал, что немцев просто не хватит, чтобы завоевать всю Россию. Батька считал, что если уже ничего в немецкой политике изменить невозможно, то нужно хотя бы постараться розенберговскую линию как-то подавить. Поэтому он старался немцам объяснить, что антирусское направление приведет к поражению".


Призывы Солоневича к благоразумию никакого воздействия на гитлеровское руководство не оказали. Философия расового превосходства, культ арийца-сверхчеловека овладели умами подавляющей части населения рейха.

"В медовые месяцы моего пребывания в Германии, — вспоминал Иван Солоневич, — перед самой советско-германской войной, мне приходилось вести очень свирепые дискуссии с германскими экспертами по русским делам. Оглядываясь на эти дискуссии теперь, я должен сказать честно: я делал все, что мог. И меня били как хотели - цитатами, статистикой, литературой и философией. И один из очередных профессоров в конце спора иронически развел руками и сказал:

- Мы, следовательно, стоим перед дилеммой: или поверить всей русской литературе - и художественной, и политической, или поверить герру Золоневичу. Позвольте все-таки предположить, что вся эта русская литература не наполнена одним только вздором.

Я сказал: - Ну, что ж - подождем конца войны. И профессор сказал: - Конечно, подождем конца войны. - Мы подождали".

"Национальная строптивость" Солоневича, немыслимая в "третьем рейхе", его вызывающие прогнозы привели к запрету его сочинения и ссылке в небольшой померанский городок под надзор гестапо "за пораженческие настроения".

До 1947 г. - полное молчание писателя, борьба за выживание, лагеря перемещенных лиц, попытки вырваться из разрушенной войной Европы - Питекантропии, как называл ее Солоневич, — в Соединенные Штаты или Южную Америку. Единственное его богатство в эти тяжкие годы - рукописи, больше четырех тысяч страниц, посвященных анализу советской и нацистской тоталитарных систем, а также многочисленные наброски главного труда, получившего впоследствии название "Народная монархия" (в рабочем варианте - "Белая империя").
Поделиться
Ссылка скопирована!




Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru