Notcoin — будущий дроп от TON/Telegram

Вспоминая первое советское посольство в Чили (1946 - 1948гг.)

Страница 3 из 6
Константин Сапожников
Сентябрь 2001
Первые месяцы в Сантьяго были благоприятными для работы посольства. В стране шла предвыборная кампания, в которой предпочтительные шансы были на стороне Габриэля Гонсалеса Виделы, деятеля радикальной партии, масона, политика необычайно гибкого и динамичного, умевшего поддерживать полезно-дружеские связи. Долгие годы Гонсалес Видела культивировал дружеские отношения с коммунистами и социалистами, массовыми партиями в тогдашних чилийских условиях, что и помогло ему, в конечном счете, выдвинув лозунг "Демократического альянса", победить в избирательной гонке с кандидатами правого спектра, не сумевшими выступить общим фронтом. Все в Чили знали: без поддержки коммунистов Гонсалес Видела никогда бы не пришел к власти.

Церемония вступления новоизбранного президента в должность прошла 3 ноября 1946 года в Почетном салоне Национального конгресса в присутствии парламентариев, высших представителей судебной власти, церковных иерархов, командующих родами вооруженных сил, дипломатического корпуса. На этом "празднике демократии" присутствовал и советский посол Жуков. Результаты выборов были многообещающими для левых сил. В новое правительство вошли три коммуниста: Виктор Контрерас - министр земель и колонизации, Мигель Конча - возглавивший министерство сельского хозяйства, и Карлос Контрерас Лабарка - получивший одно из ключевых министерств - общественных работ. Социалисты "воздержались" от участия в правительстве, как в силу внутренних разногласий и фракционной борьбы, так и политической ревности к коммунистам, которые все активнее перехватывали рычаги влияния на трудовые массы и устанавливали контроль над профсоюзами.

В ноябре 1946 президент Гонсалес Видела побывал - в первый и последний раз - в советском посольстве на приеме в честь годовщины Октябрьской революции. Посол США Боуэрс, являвшийся дуайеном дипкорпуса, тоже посетил "роскошное", по его словам, представительство СССР в "элегантном районе", что не преминул впоследствии запечатлеть в своих мемуарах. Во время приема его особенно поразило разделение гостей на "категории". Гости "ограниченной важности" толпились в общем зале и принимались дипломатами среднего звена, а избранных - президента Гонсалеса Виделу, бывшего президента Артуро Алессандри, чилийских командующих и самого Боуэрса провели через анфиладу помещений и коридоров "с охраной" в своего рода "спецзал", где и был накрыт пиршественный стол. "Причина столь уникального разделения была очевидной, - сделал глубокомысленный вывод американский посол. - Коммунистическая демократия считала непозволительным, чтобы глава государства находился в общей толпе гостей, хотя это было обычным делом на приемах в других посольствах"...

Началась обычная рутина дипломатической жизни. Жуков и дипломаты наносили протокольные визиты, заводили полезные связи, постепенно определялись с реальными возможностями развития политических, торгово-экономических и научно-культурных связей. В редкие дни отдыха персонал посольства знакомился со "страной безумно-красивых контрастных пейзажей", как сказал в одном из интервью атташе Чернышев. Несколько раз совершили коллективные выезды в портовый город Валь-параисо, побывали на курортных пляжах Картахены и Виньи-дель-Мар, вкусили блюда из марисков - неприглядных, но вполне съедобных существ, добытых в океанских глубинах.

Мужская половина посольства не обошла вниманием чилийскую виноградную водку - писко. Дешевизна этого напитка почти не сказывалась на скудноватых семейных бюджетах, и поэтому у него появились в посольстве надежные друзья, которые были в состоянии отличить "по насыщенному этиловому букету" "RRR" от "Control" и "Bella Vista" от "Conqustador". Не разочаровали посольский люд и столичные универмаги, особенно "Гат и Чавес". В нем-то и приоделись советские дипломаты, чтобы и внешне "соответствовать" занимаемому положению...

Побывали и на ипподроме Сантьяго, немало подивившись азарту любителей скачек - и тех, кто восседал на сидениях для богатых, и тех, кто исступленно болел за "своих" скакунов на рабоче-крестьянских скамейках. Имена у скаковых лошадей были самые разные - от Бонапарта до Мистраль, это казалось вполне допустимым: хотели назвать любимцев погромче да покрасивее.

Однако участие в одном из забегов жеребца под кличкой "Жуков" экскурсанты встретили настороженно: "Не провокация ли это против посла? Почему именно Жуков, а не Черчилль или, скажем, Боуэрс?" На эту тему поспешил высказаться орган КПЧ "Эль Сигло". Безымянный автор заметки обозвал владельца скакуна - некоего Эрнесто Хаймовича - неизлечимым глупцом и пособником олигархов: "Эти нападки являются всего лишь жалкой реакцией фашистов на ту любовь, которую демонстрируют чилийцы великому советскому народу и его представителям". Через много лет бывший генсек КПЧ Луис Корвалан упомянет в своих мемуарах, что честь Жукова в столь бескомпромиссной форме защитил он и что, как позднее выяснилось, никакого "фашистского заговора" против посла не было, наоборот - Эрнесто Хаймович всегда голосовал за КПЧ, жертвовал деньги на ее нужды и искренне симпатизировал России, потому и дал своему любимцу-скакуну имя Жукова...

Между тем, "холодная война" набирала обороты. Фултонская речь британского экс-премьера Черчилля о необходимости борьбы с "коммунистическим тоталитаризмом" была с восторгом встречена в чилийских право-консервативных кругах, в которых все чаще говорили о реванше, о необходимости исключения компартии из политической жизни страны, изгнания из парламента коммунистических депутатов и сенаторов.

Вскоре после инаугурации нового президента подал в отставку посол Чили в СССР Луис Давид Крус Окампо. В политических кругах страны поползли слухи о том, что на его место будет направлен кто-то из руководителей КПЧ, чтобы продемонстрировать всем скептикам, что отношения президента с КПЧ остаются непоколебимо-гармоничными. Однако, вопрос о преемнике Видела решил иначе: агреман был запрошен на Анхеля Файвовича, видного политика, принадлежащего к радикальной партии, масона. Будущий посол солидно принимал поздравления, его друзья отпраздновали назначение роскошным обедом, на котором присутствовал и Жуков. Файвович был настолько уверен в скором переезде в Москву, что стал усиленно изучать русский язык. Впрочем, до Москвы он так и не доехал.

Первые признаки напряженности в отношениях между Москвой и Сантьяго возникли после публикации в популярном журнале "Веа" в декабре 1946 года секретной аналитической справки с весьма критической оценкой внутренней ситуации в Советском Союзе, написанной Крусом Окампо. В МИД Чили провели расследование по факту утечки дипломатических материалов, но виновника так и не нашли. Недружественная публикация не прошла незамеченной для посольства на улице Биарриц, о ней было сообщено в Москву.

По свидетельству политика и писателя Володи Тейтельбойма, руководство КПЧ первоначально не претендовало на какие-либо министерские портфели в правительстве Гонсалеса Виделы, исходя в первую очередь из международной ситуации: для партии было выгоднее оставаться в тени, сохраняя себя в качестве решающего фактора во внутриполитическом раскладе сил. Однако эта позиция была пересмотрена по настоятельному требованию новоизбранного президента. Гонсалес Видела пришел на заседание политбюро КПЧ, где решался этот вопрос, и попросил слова. Тоном, в котором была смешана мольба и шантаж, он сказал: "Вы носите партбилеты в карманах. Я держу его в сердце. Если вы не будете участвовать в правительстве министрами-коммунистами, я отказываюсь от поста президента республики".

Володя Тейтельбойм
Видный политический и литературный деятель Чили Володя Тейтельбойм. Он так и не простил Гонсалесу Виделе "предательства" компартии...

По мнению Тейтельбойма, это был не более чем театральный жест: Гонсалес Видела с самого начала "вынашивал в отношении компартии предательские планы, согласованные с американцами". Вполне возможно, что эти закулисные переговоры велись за спиной Боуэрса, имевшего в американском истэблишменте репутацию человека левых взглядов (до приезда в Чили Боуэрс был послом в республиканской Испании). Вероятнее всего, план антикоммунистических действий Видела обсуждал с адмиралом Лихи (Leahy). Тейтельбойм считает, что в ходе этих встреч адмирал довел до сведения Гонсалеса Виделы информацию о готовящейся превентивной атомной войне США против СССР: до 1948 года намечалось сбросить более 130 атомных бомб на 70 советских городов.

Гало Гонсалес - один из лидеров чилийской компартии в 40-50-х годах
Гало Гонсалес - один из лидеров чилийской компартии в 40-50-х годах
Сигналом для осуществления собственных "превентивных" действий Гонсалеса Виделы против КПЧ ("коммунистической секты", как любил говорить президент) послужил небывалый успех коммунистов на муниципальных выборах в начале апреля 1947 года, когда кандидаты от КПЧ заметно потеснили другие партии, включая радикалов. "На следующий (после выборов) день, - вспоминает Тейтельбойм в автобио-графической книге, - мы, то есть генеральный секретарь Рикардо Фонсека и два члена политической комиссии - Гало Гонсалес и я, направились в Ла Монеду, чтобы побеседовать с президентом. Мы думали, что в начале беседы обменяемся с ним несколькими радостными словами по поводу победы, одержанной накануне, но он встретил нас в штыки. Набросился, как бык, ослепший от ярости. Он не мог понять, как это произошло, как могли коммунисты стать самой влиятельной партией в результате выборов. Он использовал выражение, которое впоследствии стало модным: он попросил нас "уйти под воду" (submarinear). "Вы должны погрузиться во тьму. Стать рыбами, не производить шума, находиться там, где никто вас не увидит. Это условие для того, чтобы выжить. В противном случае вы погибнете".

Руководители КПЧ с негодованием отвергли столь "недемократическое предложение" и покинули президентский дворец с ощущением того, что присутствовали при "стриптизе демагога".

Через несколько дней Видела отправил в отставку министров-коммунистов, положив начало процессу дистанцирования от "внутреннего врага", завершением которого стал указ, который известен как "проклятый закон", запрещающий компартию. 20 октября 1947, за день до разрыва отношений с СССР, Видела приказал директору криминальной полиции провести превентивные аресты руководителей и активистов КПЧ. Кто-то из них успел получить предупреждение о грозящей опасности от "своих людей" в полиции и уйти в подполье, кто-то был схвачен и брошен в тюрьмы и концентрационные лагеря. Особо мрачной славой пользовался лагерь в Писагуа, расположенный на жарком севере страны, на пустынном берегу океана. Там-то и перевоспитывали арестантов от ошибочных идеологических увлечений.

В тех местах проходил службу молодой перспективный офицер Аугусто Пиночет, на которого, помимо прочих чисто военных обязанностей, было возложено и обеспечение порядка и дисциплины в концлагере. Сам он почти не появлялся среди неприглядных бараков, возложив "воспитательно-педагогическую работу" на исполнительных подчиненных. Но в критические моменты Пиночет всегда оказывался на месте. Именно там, в Писагуа, и произошла первая личная встреча Пиночета с Сальвадором Альенде, депутатом от Социалистической партии, приехавшим в концлагерь для проведения парламентского расследования в отношении бесчеловечного отношения к заключенным в концлагере. Если судить по воспоминаниям Пиночета, "поле боя" осталось за ним, угроза применения силы возымела действие, Альенде пришлось уехать, так и не ступив на территорию лагеря. Видимо, начинающему "воспитателю" было, что скрывать...
Поделиться
Ссылка скопирована!
Комментарии для сайта Cackle