Notcoin — будущий дроп от TON/Telegram

Рядовой Коминтерна по кличке "Мигель"

Страница 2 из 10
Нил Никандров
Январь 1999
Я всегда внутренне вздрагиваю, когда просматриваю разбухшее досье газетно-журнальных вырезок об Иосифе Ромуальдовиче Григулевиче. В минувшее десятилетие о нем писали обильно, размашисто и, нередко, предвзято, если не сказать недоброжелательно. Личность этого человека вызывала рефлекторный выброс негативных эмоций у многих авторов, и они не стеснялись в выражениях в адрес "международного террориста", которого, по их утверждениям, НКВД неутомимо перебрасывал с континента на континент для проведения "ликвидаций". На разоблачительно-непримиримом уклоне этих статей и заметок несомненно сказывалась "злоба дня", новый идеологический заказ, понятное стремление к сведению счетов с прошлым, а то и личная закомплексованность авторов. Иным из них было трудно обойтись без перехлестов, максимализма, жестких и жестоких слов, свистящих "как пули у виска".

Один из таких клеймителей как бы невзначай обронил в своей статье, опубликованной в газете "Известия" за 5 мая 1993 года: "Григулевич не писал в стол, предпочитая гонорары и почет при жизни. В последние годы он был не фанатиком коммунистической идеи, а скорее циничным и расчетливым наемником на фронте "холодной войны". Суровые, хлесткие, безапелляционные слова... "Наймит, шпион по особым поручениям Кремля, опричник Сталина, коминтерновский киллер", - разоблачители не стеснялись в выборе выражений.

- Ладно, можно согласиться, что с клеймом "коминтерновского киллера" малость переборщили. Но, махровым циником он все-таки был! - дружно воскликнут оппоненты. - О его саркастических оценках советского режима и его "внешне монолитного руководства" столько сказано и написано! Он служил режиму, процветал за его счет, и тем не менее, во всю поносил своего тоталитарного кормильца...

Точности ради надо отметить, что о цинизме Григулевича особенно пылко говорилось в перестроечную эпоху и начале демократической, затем эта тема приугасла. Индивидуальный цинизм Иосифа Ромуальдовича не выдержал никакого сравнения с государственным. В первом случае самоирония, скепсис и демонстративный цинизм использовались для самозащиты от массированного вторжения лжи и демагогии. Он хорошо знал, что советская система сгнила изнутри и что будущее не сулило ничего хорошего "мамонтам сталинской эпохи"...

Сын известного разведчика 20-30 годов Наума Эйтингона, соратника Григулевича по нелегальной разведке, сказал однажды по поводу безудержно-оскорбительных нападок в адрес своего отца и его друзей: "Это были люди долга и дисциплины, далекие от поиска личной выгоды. Можно по-разному трактовать и оценивать их дела и убеждения, но нарушать присягу, стать клятвопреступником - для них было хуже смерти. Это сегодня мы с вами такие умные и прозорливые и все события 50-летней давности можем разложить по полочкам, порекомендовать, как и что надо было делать".

Да, ореол "сверхсекретности" всегда витал вокруг Грига. "Испанский эпизод" - исчезновение лидера троцкистов Андреса Нина и "мексиканский" - убийство Льва Троцкого - тяжелыми глыбами придавили его прошлое, требовали исключительной осторожности. Он знал, что только молчание гарантирует ему и его семье спокойную жизнь и возможность заниматься наукой. В судьбе Иосифа Ромуальдовича роковым образом отразилась трагедия разведки сталинской эпохи, когда ее заставляли исполнять несвойственные ей карательные функции, а при малейших признаках протеста и неповиновении безжалостно расправлялись с ослушниками. Несмотря на лояльное отношение к нему со стороны "органов", Григулевич понимал - любая оплошность - конец всему: академической карьере, научной работе, сравнительно обеспеченной жизни, амбициозным литературным планам, на осуществление которых не хватило бы и двух жизней.

Григулевичу было что рассказать. Он выстрадал эту ненаписанную книгу и создал бы ее на одном дыхании, страницу за страницей, на энергетическом порыве, как все свои солидные монографии о преступлениях инквизиции и тайнах Ватикана, эволюции католической церкви в Латинской Америке, плеяде выдающихся людей континента - Симоне Боливаре, Панчо Вилье, Миранде, Хуаресе, Че Геваре, Сальвадоре Альенде, Сикейросе...

Сейчас можно только гадать, не жалел ли он, уже прикованный к кровати неизлечимой болезнью, о том, что так и не написал воспоминаний о своих "хождениях за три моря" по заданиям Коминтерна, НКВД и, без всякого сомнения (как напыщенно и "устарело" ни звучит это в нынешних исторических условиях), по велению своего неуемного сердца и беспокойного темперамента. Отправляясь в свой революционный путь в буржуазных Литве и Польше в конце 20-х - начале 30-х годов, он искренне верил в коммунизм, в пролетарский интернационализм, в превосходство советского строя над капиталистическим и его несомненное торжество еще при своей жизни. Марксистско-ленинские чертежи не могли подвести, требовались надежные и старательные исполнители...

Более пятидесяти лет длился обет молчания, ушли в небытие (за редким исключением) друзья-разведчики в различных странах Латинской Америки, США и Западной Европы, покрылись густой пылью дела с отчетами о проведенных операциях и как-то незаметно, исподволь изменился окружающий мир и стали называть утопическими и даже смехотворными идеалы, которые вдохновляли его столько лет. Геронтократическая одышка "реального социализма", апофеоз псевдомарксистского словоблудия, явственное гниение партийно-государственного аппарата и правящей в СССР элиты вызывали у него тошноту и реакцию отторжения, предощущение непоправимой катастрофы. Не о таком социализме, свободе, равенстве и братстве мечтал он. И в этом состояла трагедия его жизни.

Именно трагедийность судьбы Григулевича и пробудила во мне интерес к его личности, поиску достоверных свидетельств о нем. Слухов и мифов о Григе циркулировало немало, и во второй половине 80-х их стало еще больше, свобода слова стихийно пробивала себе дорогу и в элитарном мирке латиноамериканистов. Внешне словоохотливее стал и сам Григулевич. На "откровенные" беседы с ним именно в этот период ссылаются многие авторы разоблачительной "григулианы". Насколько можно верить достоверности этих откровений? Наверное, не слишком. Думаю, что и тогда Григулевич крайне осторожно и очень дозированно рассказывал о себе.

Пожалуй, в постоянной полемике с выдумками и фантазиями этих "разоблачителей" окрепло мое желание докопаться до настоящего Грига. Так начался поиск материалов, которые помогли реконструировать его подлинную, а не мифологизированную биографию, приоткрыть завесу секретности и недомолвок над личностью одного из суперагентов советской разведки, поведать с максимально возможной полнотой о проведенных им операциях, особенно в годы Второй мировой войны. Из десятков бесед, нашумевших и малоизвестных публикаций в советской (российской) и зарубежной прессе, редчайших мемуарных книг, написанных людьми, которые входили в разведсети Грига в странах южного конуса, поездок по "местам боевой славы" резидента "Артура" в Латинской Америке сложилась эта версия его жизни.

Особенно весомая помощь в поисках достоверных свидетельств о Григулевиче была мне оказана покойным ныне Юрием Антоновичем Марковым, служебная деятельность которого долгие годы была связана с Латинской Америкой
1 . Материалы из личного архива Ю. Маркова и его устные рассказы полностью использованы при подготовке этого цикла статей. Без его свидетельств было бы невозможно восстановить хитросплетение маршрутов Григулевича по городам и странам Западного полушария: Нью-Йорк и Мехико, Акапулько и Гавана, Буэнос-Айрес и Ресистенция, Монтевидео и Сантьяго де Чили, Ла-Пас и Рио-де-Жанейро, Антофагаста и Барилоче. Список можно продолжать и продолжать.

Наверное, вся правда о Григулевиче никогда не станет известна. И тут остается только порадоваться: для его будущих биографов припасено немало сенсационных открытий. Можно только посетовать на то, что неумолимое время все безжалостнее стирает следы прошлого. В "погоне" за резидентом "Артуром" я проехал по дорогам Латинской Америки тысячи километров. Заброшены и зарастают травой железнодорожные вокзалы и речные дебаркадеры, видевшие молодого энергичного Григулевича. Готовые к сносу, таращатся пустыми глазницами окон дома, в которых находились его явочные и радиоквартиры. С трудом прочитываются имена на скромных могилах и мраморных досках в колумбариях, где покоятся останки его соратников. По пальцам одной руки можно пересчитать тех, кто еще держится, доживая за восьмидесятилетним порогом свою жизнь. Автору этих строк было нелегко разговаривать с ними: они живут прошлым и в прошлом, и умение молчать остается для них одним из главных достоинств.



1) Ю.А. Марков (1918-1994) работал секретарем секретного отдела Коминтерна, затем сотрудником 4-го Управления НКВД, в Комитете информации, в техническом секретариате ЦК КПСС, откуда ушел на пенсию в 1978 г. В конце 30-х - начале 50-х годов был тесно связан по работе с проблематикой стран Латинской Америки.
Поделиться
Ссылка скопирована!
Комментарии для сайта Cackle